Соколов Дмитрий

ЛОСКУТНОЕ ОДЕЯЛО или Психотерапия в стиле дзэн

и бьются об заклад: прыгнут, не прыгнут. А с другой стороны на нас смотрит Цой. Если, конечно, он жив...

- Он жив!

- А что ж вы тогда хотите сдохнуть? Если он жив?

Это была сложная логическая задача. Поймать разницу между символом и реальностью не удавалось и более светлым головам.

- Я пошла! - тогда сказала Света, встала на перила и - прыгнула.

- Теперь у ее родителей, - зло сказал Карл Иванович, - будет песня на всю оставшуюся жизнь.

- Какая? - вскинулась Алена.

- Группа крови на рукаве... У вас там плакатика “Посвящается любимым родителям” нет?

- Нет...

Зря. Вы же для них стараетесь.

- Почему?

- А почему вам, дурам, в лес не убежать со своим Цоем? Ну? Почему? Почему вам надо им всем под носом свои разбитые тела демонстрировать? Это же подарок - на Восьмое Марта!

- Почему подарок? Я ничего не понимаю! Почему подарок?

Карл Иванович не очень понимал, почему это подарок. Но твердо знал, что он прав. Внезапно он вспомнил про Свету; защемило. “Беленькая!” “Черненькая!” Он повернулся уходить с балкона, уже открыл дверь, а потом вдруг развернулся и сказал:

- Одно я тебе обещаю, голуба. Если ты сейчас кинешься, то я сам помогу твоим родителям организовать в твоей комнате музей памяти Цоя. Они у тебя Цоя ненавидели?

Алена кивнула.

- Теперь полюбят. Я тебе обещаю. Целыми днями будут слушать. И учителей из школы приглашать. Ты их всех подружишь. Мертвый панк - хороший панк. Ты ведь панк?

Она помотала головой: “Нет”.

- А черт вас разберет, в кого вы играетесь. Ладно. Это они. А сам я - это я тебе тоже обещаю - приду на твою могилу и... И...

- что? - она обомлела от ужаса.

- И лично вобью в нее осиновый кол. И дерьмом обмажу. По панковски. Поняла?

-Да.

- Ну, всё. Либо приходи сегодня вечером чай пить. Сто тридцать седьмая квартира. Пока.

- До свиданья.

Это она уже почти прошептала, но он услышал.

Дверь захлопнулась.

Алена опустилась на пол и плакала до обеда.

И—32. Проклятый доктор Земмельвейс

“Любезная маменька, меня достали Ваши письма, они забили мусорную корзинку, и вчера мне пришлось ее вынести.

Баста! Завтра я уезжаю из Петербурга, кидаю его на хрен, и даже своей истории мне здесь не оставляется. Утипути, любимый го

род. Моя история изображается, запечатывается и отправляется -Вам, любезная маменька.

Как мне хочется рассказать Вам все! - как вырыдаться на плече детским бездарным секретом. Странно: за те два года, что мы не виделись, это - полный рецидив. Ну, и Вы просите про деда -да, я буду и про него, но и про себя, ладно?