Кураев А

Неамериканский миссионер

о разуме.

— Значит, настала пора диалога с наукой? Может, помимо диалога Церковь сможет даже материально поддержать какие-то отрасли науки, которые находятся в загоне у государства?

— Что касается каких-то инвестиций, сразу скажу — нет. И не потому, что не хотим, а потому, что не можем. Наши собственные семинарии живут впроголодь. Профессора наших духовных академий получают меньше, чем профессора светских университетов. Например, моя месячная зарплата — 1200 рублей. Церковь содержит семинаристов: она дает им питание, одежду и так далее. Но даже на пополнение семинарских библиотек не хватает средств. Поэтому Вы озвучили хотя и распространенное, но слишком идеалистическое представление о том, будто у Церкви есть какие-то несметные богатства, которыми она может распоряжаться по своему усмотрению. Такое было когда-то, во времена, когда у Церкви была своя экономическая база: земли у монастырей были, доходные дома. Сейчас же ничего этого нет, и нам приходится выступать в роли всероссийской попрошайки. Что, кстати, для Церкви и ново, и неприятно: в былые времена Церковь сама немало давала людям (вспомните, как Троице-Сергиева Лавра неоднократно раздавала свои хлебные запасы в голодные годы), а сегодня мы чаще обращаемся к людям не с тем, чтобы дать, а с тем, чтобы попросить…

В этих условиях мы можем лишь сказать зажиточным людям: «Есть много нуждающихся, вкладывайте деньги не в шоу-бизнес, не в роскошь, не в туристические круизы, а в помощь реальным людям».

Что же касается диалога Церкви и интеллигенции, то его время уже позади. На наших глазах проблема русской истории «Церковь и интеллигенция» оказалась исчерпанной. Этой проблемы уже нет. Такой вопрос («Церковь и интеллигенция») социологически не верен: в Церкви много интеллигентов, среди интеллигенции немало церковных людей. В одной Москве уже около ста священников, окончивших МГУ. Проблема становится более прозаичной: в самой интеллигенции возникает вопрос о взаимоотношениях ее церковной и нецерковной частей. Диалог сегодня ведется не между образованными умниками и бескнижными монахами-простецами, а между верующей интеллигенцией и интеллигенцией еще-не-верующей.

Да и вообще — возможен ли диалог с Евангелием? Если человек интеллигентен и честен — при знакомстве с миром Православия он, некоторое время продержавшись на дистанции «диалога», просто войдет в мир Евангелия. Ведь диалог предполагает понимание, а при знакомстве с Православием рано или поздно приходит понимание того,