Чарльз Уильямс

Старшие Арканы (роман)

позволено, правда? А если тебе позволили помешать ему, значит, так и должно было случиться. Но теперь уже ты сама не должна останавливаться.

Метель билась в окна.

Нэнси в отчаянии крикнула:

- Да ничто не может остановить ее! Он потерял их, он ничего теперь не может!

- Что потерял? - властно спросила Сибил, и девушка, захлебываясь слезами, ответила:

- Таро! Свои магические карты! Они были у него; он размахивал ими вверх и вниз; он вызвал бурю, чтобы убить отца, а я схватила его за руки и они рассыпались, пропали, и теперь ничто и никогда не остановит ветер и снег. Они найдут отца, они завалят снегом весь мир. Слышишь, как они пляшут! Слышишь, как они поют! Этот танец Генри и держал в своей комнате.

- Я знаю о танце, - терпеливо сказала Сибил. -Нэнси, ты слышишь? Я знаю, что такое танец, и знаю танцоров. Я знаю даже то, чего не знает Генри. Как ты полагаешь, может твоя метель коснуться Шута?

Сибил сама не знала, почему произносит именно эти слова, но что-то в них было созвучно отчаянию Нэнси, что-то задевало ее сознание. В лице тоже наметились перемены; на нем проступило тусклое воспоминание о жизни. Губы непослушно шевельнулись и выговорили:

- Шут...

- Я видела золото на снегу, - продолжала Сибил. - Твой отец был огражден золотым сиянием. Неужели ты думаешь, что Таро могут пропасть, пока Шут держит их?

- Но все говорят, что он не двигается, - выдохнула Нэнси.

- А я видела его в движении, - ответила Сибил, и нерушимая безмятежность была в ее голосе. - Ни в небесах, ни на земле нет ни одной фигуры, которая могла бы ускользнуть от такого партнера. Все они его навеки.

- И снег? - сказала Нэнси.

- И я, и ты, и Генри, и твой отец, - размеренно говорила Сибил. - Нам надо только помнить свои собственные правильные движения. - Она по-прежнему не вполне понимала, на каком языке говорит; словно у апостолов на Пятидесятницу, единая истина лилась из ее уст на тех наречиях, которых она не знала, словами, которым она никогда не училась .

Она добавила так, словно это имело какой-то сокровенный смысл:

- Твой отец вернулся со мной; может быть, Генри теперь ждет тебя?

Как паломник на улицах Иерусалима, вдруг услышавший благую весть, Нэнси впервые подняла голову.

- Зачем?

- Почему ты считаешь, что таинство Любви творится лишь между теми, кто нравится друг другу? задала Сибил неожиданный вопрос. - Дорогая, ты часть этого таинства, и то, что тебе предстоит исполнить, может оказаться сильно непохожим на обыденные дела. Скажи-ка мне - нет, не про бурю, это - пустяк, она - у ног Шута; скажи мне, что все-таки случилось?

Поначалу неуверенно, сбиваясь, Нэнси начала рассказывать обо всем, что знала о Таро. Она останавливалась, возвращалась к началу, перескакивала в самый конец, путала собственные впечатления с тем, что говорил Генри, а его слова, в свою очередь с тем, чего, как ей казалось, Генри добивался, и все это - со своим собственным отчаянным стремлением любить. Но и в этой мешанине то и дело всплывала неподвижная и вместе с тем стремительно летящая фигура Шута, а у ног его расцветало невинное и страстное желание юной женщины, поклявшейся сделать все возможное и невозможное для своего ненаглядного Генри, но не только и не столько для него, сколько ради великой тайны, о которой она узнала пока так немного и так надеялась узнать больше.

Сибил была готова ко всему, как и следует человеку, полностью владеющему собой. Она давно знала, что никакие потрясения не сравнятся с восторгом открытия самого существования Любви. Когда человеку открывается эта истина, любые другие события, любые новые красоты становятся лишь ее составной частью и уже не могут застать врасплох. Она серьезно и внимательно слушала историю Нэнси, видела не столько своими глазами, сколько глазами Нэнси - как мир открывается с неожиданной стороны. Она видела, теперь уже своим внутренним взглядом, отдаленную фигуру Жонглера, стоящего в пустоте до начала всякого творения, и сияющие шары, которые, покидая его руки, обретают бытие и становятся звездами и планетами. Часть из них оставалась парить в пространстве, часть падала почти сразу же, уходила вниз и поднималась снова, пока облик творца не затерялся среди роя новых миров. Она видела, по мере того как длил повествование возбужденный девичий голос, четыре великие фигуры, между которыми покоилась Земля - две стороны единого проявления, тело и душу человеческого существования, - Императора и Императрицу, а напротив