Чарльз Уильямс

Старшие Арканы (роман)

Генри тут же замолчал и она решилась спросить:

- Ты хочешь сказать... Ты имеешь в виду, что он... Прости, дорогой, я, кажется, не понимаю. Как он мог поднять ураган?

- "Перебирает карты ветер", - отозвался Генри. - Не старайся поверить сразу. Считай, что это - легенда. Просто представь, как безвестный беглец, бродяга, стоит ночью на морском берегу и тасует карты - вот эти самые, - он накрыл ладонью стопку с жезлами. - Он до тех пор перемешивал их с воздухом, пока не поднял бурю и не направил ее через море, на погибель флоту короля Филиппа. Ну, представила?

- Да, - неуверенно отозвалась Нэнси. - Сумасшедшая сцена, но это я могу представить.

Генри наклонился, молча собрал со стола и положил в футляр мечи, жезлы, чаши и Старшие Арканы. Потом отодвинул футляр в сторону и взял карты с денариями.

- Ну а теперь, - он улыбнулся, - посмотрим, что могут сделать наши руки вместе?

- Командуй, - коротко ответила Нэнси.

Он дал ей четырнадцать карт, встал за ее плечом, помог разобрать карты - по семь в каждой руке - и положил ладони на ее запястья.

- Теперь слушай внимательно, - шепнул он ей в самое ухо, - думай о земле, о садовых грядках, о суглинках на полях, о пыли на дорогах; о той земле, на которой растут цветы, о земле, которой когда-нибудь будут преданы наши тела, о земле, из которой состоят острова и континенты. Можешь?

- Да, Генри, - тихо откликнулась она, чуть помедлив на втором слове, еще полнее отдаваясь его воле.

- Земля, земля, на которой все растет и умирает, - снова заговорил он, - наполни свое сознание этим образом. И расслабь руки, пусть они будут готовы тасовать карты. Держи их уверенно, нелегко, и если почувствуешь, что они хотят двигаться - не мешай им, просто помогай скользить и перемещаться. Ты не боишься?

- А надо? - простодушно спросила Нэнси.

- Никогда не бойся, - ответил он, - ни сейчас, ни потом. Не бойся. Это - знание, и нам оно должно пойти на пользу. А теперь - начали.

Нэнси сосредоточилась. Она начала настраивать сознание на заданный образ, сначала - в общих чертах, потом все увереннее и конкретнее. Она думала о садах, о земле, от которой зависит рост растений; иногда она сухая как пыль, иногда набухает влагой и становится жирной грязью. В ней ползают черви, корни травы пробираются вниз. Нет, корни и черви ни при чем - только земля, плотная густая земля.

Огромные корни деревьев погружаются в нее все глубже - она мысленно следовала за ними, сопровождая каждый все утончающийся корешок. Она наполнялась землей, погружалась в землю; вот она сама, как корень, вросла в землю по плечи. Комья чернозема разваливаются под натиском лопаты.., нет, это разваливаются ее мысли... Рыть... Норы, ямы, шахты, туннели, могилы - нет, это уже не земля. Могилы - тела, лежащие в них, снова уходят в землю, становятся землей. Земное - земле. И сама она тоже земля: колени, бедра, плечи. Земля у нее в руках, земля на ладонях.

В земле - родники, глубинные ручьи, водоемы, колодцы, реки; потоки воды мчатся меж скалистыми берегами или спокойно текут по поверхности. Земля долго стискивала их, они пробивались наверх... - Нет, не вода - земля. Ноги прильнули к ней, врастают в нее, все сильнее ощущение единения с материнской стихией. Где-то есть скалы, но сама она - не скала, пока не скала. Что-то живое, похожее на нетерпеливую воду, бурлило в ней, что-то инородное стремилось проникнуть в ее естество. Губы стали шершавыми, лицо, наверное, потемнело под слоем земли. Она хотела поднять руку и смахнуть грязь со щек - только не ладонью, потому что ладонь тоже была в земле, она чувствовала отдельные песчинки. Пальцы разминали земляной ком. Она сжимала землю, старалась удержать, не уронить ее.