П.Н.Краснов

Всевеликое Войско Донское

предстояло одно: или подчиняться советским властям, или войти в соглашение с немцами. У Дона не было иного выхода.

-- Ждать союзников, -- сказал Епифанов.-- Союзники придут и помогут.

-- Да, -- нервно сказал атаман, -- так же, как они пришли в Новороссийск в январе, когда застрелился Каледин... А до тех пор?

-- До тех пор? Побольше крови, побольше терпения! -- в мрачной тишине сказал Епифанов.

-- Увы, и так слишком много льется крови, -- отвечал атаман.

-- Надо поступать так, как поступает Добровольческая армия, то есть уходить от немцев, -- продолжал развивать свою мысль Епифанов.

-- Хорошо Добровольческой армии: у нее нет ни земли, ни народа, она может идти хотя до Индии, но куда я пойду со станицами, хуторами, со стариками и детьми. Нет, кто бы ни пришел сюда, -- сказал атаман, -- я останусь в Новочеркасске и не выдам Донского войска.

-- А у меня уже на этот случай и чемодан уложен, -- с иронией сказал Епифанов.

Атамана поддержал только председатель 'Круга спасения Дона' Г. П. Янов.

Другой раз, уже во время сессий августовского Круга, атаман, отвечая на нападки в сношениях с немцами и слыша, что ему ставят в пример голубиную чистоту Добровольческой армии, которая на знамени своем неизменно носит непоколебимую верность союзникам, воскликнул:

-- Да, да, господа! Добровольческая армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах Тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии! Весь позор этого дела лежит на мне!

Буря аплодисментов покрыла слова атамана. Нападки за 'германскую ориентацию' прекратились.

Нелегки были и отношения с самими немцами. Атаман не хотел, чтобы германское командование имело хотя бы какой-нибудь намек, что оно имеет влияние на управление Доном. Поэтому никаких миссий, никаких представителей от немцев в Новочеркасск допущено не было. Дон считается с фактом занятия части территории германскими войсками, смотрит на них не как на врагов, но как на союзников в борьбе с большевиками и старается использовать их для вооружения и снабжения всеми средствами борьбы своей армии. Так было сказано в первом приказе атамана, отданном 4 мая ночью.

'... В тяжелые дни общей государственной разрухи приходится мне вступать в управление Войском, -- писал атаман.-- Вчерашний внешний враг, австро-германцы, вошли в пределы Войска для борьбы в союзе с нами с бандами красноармейцев и водворения на Дону полного порядка. Далеко не все Войско очищено от разбойников и темных сил, которые смущают простую душу казака.

...Казаки и граждане! Я призываю вас к полному спокойствию в стране. Как не тяжело для нашего казачьего сердца, я требую, чтобы все воздержались от каких бы то ни было выходок по отношению к германским войскам и смотрели бы на них так же, как на свои части. Зная строгую дисциплину германской армии, я уверен, что нам удастся сохранить хорошие отношения до тех пор, пока германцам придется оставаться у нас для охраны порядка и пока мы не создадим своей армии, которая сможет сама охранить личную безопасность и неприкосновенность каждого гражданина без помощи иностранных частей. Нужно помнить, что победил нас не германский солдат, а победили наше невежество, темнота и та тяжелая болезнь, которая охватила все Войско и не только Войско, но и всю Россию' [Приказ Всевеликому войску Донскому ? 1. 4/17 мая 1918 г.].

При посещении тех станиц и железнодорожных станций, где были германские гарнизоны, атаман требовал, чтобы ему выставляли почетный караул от донской части, но чтобы на левом фланге представляющихся чинов армии находились германские начальники расквартированных частей.