Игорь Зенин

Посланники

размышляя, можно ли их прослушать, несмотря на уверенные заявления связистов и специалистов контрразведки, что прослушка исключена.

И опять неизвестная мысль незаметно залетела в голову генерала, оставив непонятное чувство леденящего покоя.

Поёжившись, он подошёл к сейфу, и достал из него последнюю модель телевизионной приставки-игры, которую подарили ему сегодня «щедрые спонсоры» одной фирмы, торгующие компьютерами.

Генерал забыл, что обещал сыну принести её вечером. Взяв игру, он пошёл обедать.

Степь

Глухое одиночество висело среди заснеженных просторов Кулунды. Безликое время, свернувшись клубком, с щемящей тоской ждало прихода весны.

Шальной ветер, от безделья, гонял мириады тонн снега по белым, окаменевшим барханам снежной степи.

Степь смиренно, беззащитно, с полной безысходностью происходящего, ждала весны. Ледяное небо безучастно смотрело вниз.

Оно знало о том, что произойдет в ближайшее время... Но время, казалось, застыло, словно гигантская сосулька на горном утёсе.

Среди безбрежной равнины царства снегов и ветра не спали, не зная покоя, два врага — сайгаки и волки. Вечная битва была всегда на равных — выживал сильнейший.

Если сайгаки уходили от погони — умирали волки, если волчьи лапы были сильнее и выносливее — волки выживали...

В эту зиму волкам везло больше, чем их жертвам. Снега было много, поэтому, сайгаки тратили много сил на добычу прошлогодней травы, выкапывая её из-под снега.

Многодневные переходы отнимали много сил. Волчья стая легко настигала обессиленное стадо и отсекала самых уставших и больных.

И волков не становилось меньше. Правда, стадо было большим, если не сказать, огромным.

Летние дожди, так редкие в давние времена, в последние годы шли часто и обильно, питая чахлую степную землю живительной влагой.

Это были последствия парникового эффекта. Поэтому, сайгаки, на сочной траве, за лето успевали набраться сил и вырастить здоровое потомство.

Но зима равняла все шансы, сайгаки гибли в острых зубах серых хищников, и волков становилось тоже больше.

В последние дни, февральские бури с влажным воздухом арктического циклона, вылизали снежные просторы степи, превратив их в крепкое ледяное поле.

Битва шла на равных. За ночь стая вплотную подходила к стаду, но обессиленные волки не спешили нападать на сайгаков, поскольку в «оцеплении» ночевали самые сильные и крупные самцы, и удар их копыт был смертельным.

А утром, когда обессиленная стая ложилась на спячку, сайгаки уходили далеко за горизонт, не позволяя преследовать себя во время дневного перехода.

Так длилось третью неделю. Жажда жизни и собачий голод гнали тёмно-серых хищников вперёд, к стаду, по обледеневшему снегу, до крови рвавшему лапы и когти волков.

Волчья судьба, на этот раз, не была благосклонна к голодным хищникам. Сайгаки были сильнее. Значит, они должны были выжить.

Это было правильно, это было справедливо. Их копыта звонким гулом стучали по крепкому, как асфальт, насту. Они легко уходили от погони.

Волчий вожак, стоя на высоком бархане снега, жадно нюхал воздух, который ещё хранил запах пота разгорячённых животных.

Пять часов назад они здесь прошли всем табуном. Вожак, мудрый самец в полном расцвете сил и лет, не мог понять, почему они не могли догнать хотя бы одного сайгака.

Такого не было никогда. Сайгаки были, словно заговорённые. Никакие уловки не помогали.

Волчья стая была на краю гибели. Старые члены стаи и годовалые щенки отстали на день перехода. Их вела следом за ядром стаи старая опытная волчица.

Этому хвосту осталось жить дня два, от силы — три. Потом они уснут, прижавшись друг к другу, и уже не проснуться никогда.

Вожак это понимал. Он оглянулся на сидевших поодаль боевых сотоварищей. Увидев это, они нехотя, превозмогая усталость и собачий голод, навострили уши. Это был последний шанс.

Группа серых хищников молча поднялась с места и крупной рысцой пошла в тёмно-синие сумерки снежной степи.

Если через сутки они не догонят стадо, то идущий по следу хвост ядра стаи не выживет...

Стёртые до крови когти скользили по ледяному, колючему, как битое стекло, насту. И они догнали бы стадо, догнали бы...

Но, хмурые от природы, серые