Кастанеда Карлос

Путешествие в Икстлэн

он указал на дона Хуана и сказал с ударением:

- Он - единственный, кто реален. Мир реален только тогда, когда я с ним.

Дон Хуан улыбнулся.

- Хенаро рассказывал тебе свою историю, - сказал дон Хуан, - потому что ты вчера остановил мир. И он думал, что ты также и видел. Но ты такой дурень, что ты не знаешь этого сам. Я неустанно говорю ему, что ты очень странный, и что рано или поздно, но ты будешь видеть. Во всяком случае, во время твоей следующей встречи с олли, если для тебя будет следующий раз, тебе придется бороться с ним и усмирить его. Если ты переживешь потрясение, что, как я уверен, ты сделаешь, поскольку ты сильный и жил, как воин, то ты окажешься живым в неизвестной земле. Затем, что естественно для всех нас, первое, что ты захочешь сделать, - это вернуться назад, к себе в Лос-Анжелес, но не будет назад пути в Лос-Анжелес. То, что ты там оставил, потеряно навсегда. Конечно, к этому времени ты будешь магом, но это не поможет. Что важно для всех нас в такое время, так это то, что все, что мы любили, ненавидели или желали, осталось позади. Однако, чувства в человеке не умирают и не изменяются. И маг отправляется в дорогу домой, зная, что дома он никогда не достигнет, зная, что нет такой силы на земле, которая принесет его к тому месту, к тем вещам и к тем людям, которых он любил. Даже его собственная смерть. Именно об этом тебе рассказывал Хенаро.

Объяснение дона Хуана было подобно катализатору. Весь груз рассказа дона Хенаро обрушился на меня внезапно, когда я начал сопоставлять этот рассказ со своей собственной жизнью.

- Как насчет людей, которых я люблю? - спросил я дона Хуана. - что случится с ними?

- Они все останутся позади, - сказал он.

- Но разве нет никакого способа, которым я бы мог вернуть их? Могу ли я вызволить их и взять с собой?

- Нет. Твой олли бросит тебя одного в неизвестные миры.

- Но я могу вернуться обратно в Лос-Анжелес, разве не так? Я могу сесть на автобус или на самолет и отправиться туда? Лос-анжелес останется на месте, не так ли?

- Конечно, - смеясь, сказал дон Хуан. - а также и монтека, и тэмикула, и туксон.

- И текат, - добавил дон Хенаро с большой серьезностью.

- И пьедрас неграс, и транкитас, - сказал дон Хуан, улыбаясь.

Дон Хенаро добавил еще несколько названий, так же сделал дон Хуан. И они ушли в перечисление целой серии крайне смешных и невероятных названий городов и местечек.

- Вращение с твоим олли изменит твою идею мира, - сказал дон Хуан. - эта идея есть все. И когда она меняется, меняется сам мир.

Он напомнил мне, что однажды я читал ему стихотворение и захотел, чтобы я рассказал его. Он настроил меня несколькими словами на него, и я вспомнил, что читал ему стихи Хуана Рамона Хименеса. То, о котором он говорил, называлось окончательное путешествие. Я прочел его.

...И я уйду, но птицы останутся, распевая, и мой сад останется с его зелеными деревьями, с его глубокими колодцами. Много дней небеса будут синими и ясными, и колокола в отдалении будут звонить так, как они звонят сегодня днем. Люди, которые любили меня, уйдут, и город будет расцветать заново ежегодно, но мой дух, одержимый ностальгией, будет вечно бродить в том же самом забытом углу моего цветущего сада.

- Это то чувство, о котором говорит Хенаро, - сказал дон Хуан. - для того, чтобы быть магом, человек должен быть страстным. Страстный человек имеет земные привязанности и вещи, дорогие ему. Хотя бы та тропа, по которой он ходит.

То, что Хенаро рассказал тебе в своем рассказе, именно это. Хенаро оставил свою страсть в икстлэне. Его дом, его людей, все те вещи, до которых ему было дело. И теперь он бродит вокруг в своих чувствах, и иногда, как он говорит, он почти достигает икстлэна. У нас у всех это одинаково. Для Хенаро - это икстлэн, для тебя это будет Лос-Анжелес, для меня -...

Я не хотел, чтобы дон Хуан рассказывал мне о себе. Он остановился, как бы прочитав мои мысли.

Хенаро вздохнул и перефразировал первую строчку стихотворения:

- Я ушел, а птицы остались, распевая.

На мгновение я ощутил волну агонии и неописуемого одиночества, охватывающего нас троих. Я взглянул на дона Хенаро и понял, что он, будучи страстным человеком, имел очень много сердечных уз, очень много вещей, до которых ему было дело и которые остались позади. У меня было ясное ощущение, что в этот момент сила его воспоминания готова обрушиться горным обвалом, и что Хенаро находится на грани рыдания.

Я поспешно отвел глаза. Страсть дона Хенаро, его высшее одиночество заставили меня плакать.

Я взглянул на дона Хуана. Он смотрел на меня.