Лобсанг Рампа

История Рампы (Часть 1)

и обнаружил, что нахожусь в чем-то похожем на лечебницу. С того места, где я лежал, был виден великолепный парк, вдали паслись или играли какие-то животные. Среди них, похоже, были олени и львы, и вообще все звери, между которыми нет мира на Земле, резвились здесь, словно одна семья.

Шершавый язык лизнул мою правую руку, безвольно свисшую с кровати. Подняв глаза, я увидел Ша-лу, громадного сторожевого кота из Чакпори, одного из первых моих друзей в стенах монастыря. Он подмигнул мне, и у меня мурашки побежали по коже, когда я услышал его голос:

— А, мой друг Лобсанг, я рад снова тебя увидеть, пусть даже на такое короткое время. Тебе придется ненадолго вернуться на Землю, когда ты покинешь эти края, но потом, несколько коротких лет спустя, ты вернешься к нам навсегда.

Говорящий кот? Телепатические кошачьи разговоры были мне хорошо известны и вполне понятны, но этот кот явно выговаривал слова, а не произносил телепатические послания. Громкий смех заставил меня оглянуться на моего Наставника, ламу Мингьяра Дондупа. Он явно веселился, причем за мой счет, подумал я. Кожа у меня на голове снова покрылась мурашками; Ша-лу встал на задние лапы, облокотившись передними о мою кровать. Они с Ламой посмотрели на меня, потом переглянулись и оба рассмеялись. Оба рассмеялись, могу поклясться!

— Лобсанг, — сказал мой Наставник, — ты знаешь, что смерти нет, что на Земле Живых при наступлении так называемой «смерти» внутреннее «я» человека отправляется в сферу, где он или она отдыхает некоторое время, прежде чем начать подготовку к реинкарнации в новое тело, что предоставляет возможность усваивать новые уроки и достигать все новых вершин. Сейчас мы находимся в сфере, реинкарнация из которой невозможна. Здесь мы живем так, как ты нас сейчас видишь, в гармонии и мире, обладая способностью путешествовать в любое место и любое время с помощью того, что ты назвал бы «сверхастральным путешествием». Здесь животные и люди и иные живые существа общаются с помощью как речи, так и телепатии. Мы пользуемся речью вблизи и телепатией на расстоянии.

Издалека донеслась тихая музыка, музыка, которую понимал даже я. Мои учителя в Чакпори долго сокрушались по поводу моей полной неспособности петь или музицировать. Как бы сейчас возрадовались их сердца, подумал я, если бы они увидели, как я наслаждаюсь этой музыкой. В сияющих небесах замелькали и заколыхались цвета, как бы в такт музыке. Здесь, в этих немыслимой красоты краях, зелень была зеленее, вода — голубее. Здесь не было деревьев, источенных болезнью, не видно было ни одного пораженного недугом листка. Здесь было одно лишь совершенство. Совершенство? Тогда что здесь делаю я? Я был мучительно далек от совершенства, и я это отлично знал.

— Ты выдержал тяжелую битву, Лобсанг, и теперь ты здесь, чтобы передохнуть и немного приободриться по праву того, что тобою достигнуто.

Говоря это, мой Наставник благосклонно улыбался.

Я лег и тут же вскочил в страхе:

— Мое тело, где мое земное тело?

— Отдыхай, Лобсанг, отдыхай, — ответил лама. — Отдыхай, и как только ты наберешься сил, мы многое тебе покажем.

Понемногу золотой свет в комнате угас до навевающего покой пурпура. Я почувствовал, как моего лба коснулась прохладная сильная рука, а на правую ладонь легла мягкая мохнатая лапа, и провалился в забытье.

Мне снилось, что я снова на Земле. Откуда-то сверху я бесстрастно взирал на то, как русские солдаты греблись в остатках искореженного транспортера, вытаскивая обгорелые тела и куски тел. Я увидел, как один человек взглянул вверх и показал пальцем. Все головы повернулись в указанном направлении, то же самое сделал и я. На самом верху высокой стены висело мое изломанное тело. Изо рта и ноздрей струилась кровь. Я смотрел, как мое тело снимают со стены и водворяют в карету скорой помощи. Когда машина отъехала, я поднялся выше и увидел все. Я заметил, что моя Серебряная Нить осталась нетронутой; она мерцала, словно голубой утренний туман в горных долинах.

Русские санитары, не слишком церемонясь, вытащили из машины носилки и понесли в операционную, где вывернули мое тело на стол. Нянечки разрезали мою окровавленную одежду и выбросили ее в мусорный ящик. Были сделаны рентгеновские снимки, и я увидел, что у меня сломаны три ребра, одно из них проткнуло левое легкое. Левая рука была сломана в двух местах, а левая нога снова была сломана в колене и лодыжке. Сломанный конец солдатского штыка проткнул мне плечо, едва не задев жизненно важную артерию. Задумавшись, с чего начинать, женщина-хирург только шумно вздохнула. А я, казалось,