Лобсанг Рампа

Третий Глаз (Часть 1)

его примеру. Мы вышли. Только в своей келье регент нарушил молчание:

— Мой мальчик, все твои занятия будут нелегкими, но мы тебе поможем во всем, что в наших силах. А сейчас следуй за мной, тебе необходимо побрить голову.

В Тибете при вступлении в монашеский орден мальчику бреют голову, оставляя лишь маленький клочок волос. После присвоения ему духовного имени и отказа от прежнего сбривается и этот клочок. Но я вернусь к этому позднее.

Регент повел меня по круговому коридору и привел в небольшую комнату, служившую цирюльней. Меня усадили на пол.

— Там-Шо, побрей мальчику голову. Именного клочка не оставляй, он получит духовное имя сегодня же. Подошел Там-Шо, взял меня за косу и задрал ее вверх.

— Ай-ай-ай, мой мальчик, какая роскошная коса, какая умащенная, какая ухоженная! Какое удовольствие отрезать ее!

Он принес откуда-то огромные ножницы, похожие на те, которыми наши слуги орудовали в саду.

— Эй, Тиш, — крикнул он, — подержи-ка за конец эту веревку.

Подошел Тиш, помощник, и схватил меня за косу так, что я подскочил. Высунув язык, Там-Шо принялся за работу. Ножницы были изрядно тупыми. Беззлобно ворча, он кое-как справился с моей косой. Но это было только начало. Помощник принес миску с такой горячей водой, что, когда он выплеснул ее мне на голову, я взвился от боли.

— Что-то не так? — спросил меня цирюльник. — Кажется, я тебя ошпарил?

— Да, — ответил я.

— Не обращай внимания, это поможет бритью! — заметил он, беря в руки треугольную бритву, какими в нашем доме скребли полы.

Прошла еще одна вечность, наполненная мучениями, и наконец на голове моей не осталось ни волоска.

— Пойдем, — сказал регент. Он отвел меня в какую-то комнату и достал большую книгу. — Теперь посмотрим, как мы отныне будем тебя звать... Ага, вот и твое имя: Йца-Миг-Дмар Лах-лу.

(Однако здесь, в этой книге, я и впредь буду пользоваться именем Тьюзди Лобсанг Рампа, более простым для читателя.)

Затем меня привели в класс. Я чувствовал себя как только что снесенное яйцо. Поскольку дома я получил хорошее образование, то мой уровень оценили выше среднего и определили меня в один класс со старшими учениками — семнадцатилетними юношами. Я почувствовал себя карликом среди великанов. Эти послушники не видели, какую трепку я задал Нгавангу, но они и не приставали ко мне, за исключением одного высокого и довольно глупого парня. Он подошел ко мне сзади и положил свои грязные ручищи на мою бритую голову. Мне ничего не оставалось, как и его проучить. Тремя пальцами я нанес ему резкий удар под мышку. Он заорал от боли. Да, Тзу оказался великолепным учителем. Вскоре мне стало известно, что все инструкторы по тибетской борьбе хорошо знают Тзу и считают его лучшим в Тибете мастером. После этого случая ребята оставили меня в покое. А учитель, стоявший в тот момент к нам спиной, но быстро сообразивший, в чем дело, хохотал так, что отпустил нас с урока раньше времени.

Была почти половина девятого вечера, оставалось 45 свободных минут до вечерней службы, начинавшейся в 9: 15. Но радоваться мне пришлось недолго. Когда мы выходили из лекционного зала, один лама знаком подозвал меня. Я приблизился к нему.

— Следуй за мной, — сказал он.

Я повиновался, недоумевая, что еще может меня ожидать. Мы вошли в класс музыки, где собрались двадцать мальчиков, таких же, как и я, новичков. Трое музыкантов начали играть: один на барабане, другой на рожке, третий на серебряной трубе.

— А вы будете петь, — сказал лама, — мне нужно подобрать голоса для хора.

Музыканты играли знакомую мелодию, которую все умели петь. Все выше поднимались голоса, все выше поднимались брови у преподавателя. Сначала на его лице можно было прочитать удивление, затем оно сменилось острой болью. Наконец он поднял руки в знак отчаяния.

— Прекратите! Прекратите! — закричал он. — Даже боги не смогут выдержать такой пытки. Давайте сначала, и будьте более внимательны.

Мы начали снова, но он опять остановил нас. На этот раз учитель подошел ко мне.

— Олух! — сказал он. — Ты, кажется, смеешь шутить со мной?! Сейчас музыканты снова начнут играть, а ты будешь петь один, если не хочешь петь со всеми вместе.

И снова заиграла музыка. Я запел. Петь пришлось недолго. Учитель музыки замахал передо мной трясущимися руками: