Кандыба Виктор Михайлович

Тайны колдовской силы

что речь идет о вещах, действие которых лишь отчасти наблюдаемо, а ненаблюдаемое объясняется ссылкой на некоторую врожденную силу, которая пред ставляется мистической не только нам, но также и им самим. Это мбисимо, или душа вещи. У них нет ясного представления о том, как колдуны убивают людей, но 'люди говорят, что колдун посылает душу своего колдовства есть душу тела человека'. Точно так же им известно, что магия убивает людей, но, если вы спросите у них, как она это дела ет, вам ответят просто: 'Точно я не знаю, но предполагаю, что душа магического обряда выслеживает человека и поражает его'. Они верят, что, когда человек умирает, он в некотором смысле становится тотем ным животным своего рода. Но каким образом? Точно они не знают, но 'душа человека превращается в животное'.

С той же самой трудностью мы сталкиваемся в поисках перевода их идей относительно оракулов. Хотя в действиях и разговорах азанде, по видимому, персонифицируют их и относятся к ним так, как если бы они обладали мышлением, наблюдатель не сможет обнаружить и зафикси ровать такое утверждение, в котором это убеждение было бы выражено явно. Это опять ответ на вопрос европейцев, ибо именно мы спрашива ем азанде относительно их убеждений и испытываем их своими новше ствами. Азанде их провозглашают и не чувствуют необходимости их объяснять: душа оракула слышит, что ей говорят, и отвечает.

Самое главное: при отсутствии туземной концепции мы должны постараться избежать искушения сконструировать догму, опирающую ся на представление о том, что мы действуем так, как действовали бы азанде. Не существует детальной и стройной концепции колдовства, которая объясняла бы его действия, и не существует такой концепции природы, которая разъясняет включенность колдовства в функцио нальные взаимоотношения. Свои верования азанде проявляют в дей ствиях, а не в интеллектуальных конструкциях, принципы этих верова ний нужно искать в социально контролируемом поведении, а не в докт ринах. В этом заключается трудность, с которой сталкивается обсужде ние темы колдовства с азанде: их идеи включены в действия, и их нельзя извлечь и использовать для объяснения и оправдания действия.

Таким образом, нами была предпринята попытка извлечь из выска зываний и поведения азанде в ситуации стресса и из их комментариев по этому поводу некоторую философию. Однако оказывается, что она весьма слабо выражена в понятийных структурах. Поэтому мы, быть может, лучше поймем смысл колдовства при описании поведения азанде в ситуациях несчастья. Кроме того, мы пришли бы к очень несовер-

шенному пониманию колдовства у азанде, если бы просто выслушали их утверждения относительно его особенностей и сосредоточили внимание лишь на тех событиях, в которых оно участвует. Нужно иметь в виду также человека, который воспринимает эти события и у которого имеется понятие о колдовстве, - только тогда мы поймем, что слово является не столько интеллектуальным символом, сколько реакцией на ситуацию неудачи...

Представление о колдовстве зависит не только от несчастий и личных взаимоотношений между людьми, но и заключает в себе моральное осуждение. В самом деле, мораль племени азанде так тесно связана с его представлениями о колдовстве, что вполне можно сказать, что она вбирает их в себя. Их выражение 'это колдовство' часто можно перевести просто как 'это зло'. Как мы уже видели, колдовство не совершается случайно или без злого умысла, а является преднамеренным нападением одного человека на другого, к которому первый испытывает ненависть. Колдун действует из злых намерений. В племени азанде говорят,

что впереди идут ненависть, ревность, зависть, злословие, сплетни и т.

д., а за ними следует колдовство. Человек должен прежде ненавидеть своего недруга, и только тогда он может заколдовать его. И если колдун почувствует раскаяние в сердце, когда брызгает водой, его колдовское действие не будет иметь эффекта. И поскольку в племени азанде интерес проявляют не к колдунам как таковым, т. е. не к статичной способности к колдовству, а только к колдовской деятельности, то это имеет два следствия. Во-первых, туземцы склонны отождествлять колдовство и те чувства, которыми, как предполагается, оно вызывается, поэтому в племени азанде думают о ненависти, зависти и жадности в терминах колдовства и, в свою очередь, думают о колдовстве в терминах тех чувств, которые оно обнаруживает. Во-вторых, человек, заколдовавший другого, будет восприниматься последним как колдун не когданибудь впоследствии, а только во время вызванного им несчастья и в связи с