Владимир Мегре

Анастасия

темные силы борются, но никогда в главном не побеждают.

- А ты, что же, со своим интеллектом, информацией, энергией при этом будешь в стороне как наблюдатель?

- При такой степени противостояния двух великих начал эффект от моих усилий ничтожно мал, нужна помощь и многих других из вашего мира. Я буду искать и найду их, как тогда, когда ты лежал в больнице. Только и ты сам, ну хоть немножко, стань осознаннее. Побори в себе дурное.

- Да что во мне такого уж дурного, что плохого я в больнице делал. И как это ты меня лечила, если тебя рядом не было?

- Ты тогда просто не чувствовал моего присутствия, но рядом я находилась. Когда была на теплоходе, я принесла вам веточку Звенящего Кедра, которую еще мама сломала перед тем, как погибнуть. Я оставила ее в твоей каюте, когда ты пригласил меня. Ты был тогда уже болен. Я почувствовала. Ты помнишь веточку?

- Да, - ответил я. - Веточка, действительно, долго висела в моей каюте, ее видели многие из команды, я привез ее в Новосибирск. Но не придавал ей никакого значения.

- Ты просто выбросил ее.

- Но я ведь не знал...

- Да. Не знал... Выбросил... И не успела мамина веточка болезнь победить.

- Потом ты лежал в больнице. Когда вернешься, внимательно посмотри историю своей болезни. В карточке ты увидишь, что несмотря на применение самого лучшего лекарства, улучшения не наступало. Но потом тебе ввели масло кедрового ореха. Врач, строго соблюдавший предписанные правила, не должен был этого делать, но он и сделал то, чего нет ни в одном вашем медицинском рецептурном справочнике, и вообще никогда не делалось. Ты помнишь?

- Да.

- Тебя лечила женщина, заведующая отделением одной из лучших клиник вашего города. Но это отделение не связано с твоим заболеванием. Она оставила тебя, хотя этажом выше в этом же здании находилось отделение по профилю твоего заболевания. Так?

- Да!

- Она колола тебе иголки, включала при этом музыку в полутемной комнате.

Анастасия говорила все то, что было со мной на самом деле.

- Ты помнишь эту женщину?

- Да. Это была заведующая отделением бывшей обкомовской больницы.

И вдруг Анастасия, глядя серьезно на меня, сказала несколько отрывочных фраз, сразу потрясших меня, даже мурашки по телу пробежали: - “Какую вы любите музыку?.. Хорошо... Вот так? Не громко?..” Она говорила эти фразы голосом и с интонациями заведующей отделением, которая меня лечила.

- Анастасия! - воскликнул я...

Она прервала меня.

- Слушай дальше, ради Бога, не удивляйся. Ну попробуй, попробуй, в конце концов, осознать, что говорю я тебе, ну хоть немного мобилизуй свой ум. Все это пока очень просто для человека...

И она продолжала:

Эта женщина врач. Она очень хорошая. Она настоящий врач. Мне с ней было легко. Она добрая и открытая. Это я не хотела, чтобы перевели тебя в другое отделение. Другое соответствовало профилю твоего заболевания, а ее нет. Но она просила у своих начальников: - “Оставьте, я вылечу.” Она чувствовала: - “сможет”. Она знала. Твои болячки лишь следствие другого. И с этим “другим” она пыталась бороться. Она врач.

А как вел себя ты? Продолжал курить, пил сколько хотел, ел и острое и соленое, и это при такой сильной язве. Ты не отказывал себе ни в чем, ни в каких удовольствиях. Где-то в подсознании твоего мозга засело, и сам ты этого не подозреваешь, что тебе ничего не страшно, ничего не случится с тобой. Я не сделала ничего хорошего, и, скорее, наоборот. Темного в твоем сознании не убавилось, не прибавилось осознанности, воли. Когда ты уже был здоров, поздравить ее с праздником, женщину, спасшую тебе жизнь, послал свою сотрудницу, а сам даже не позвонил ни разу. Она так ждала этого, она полюбила тебя как...

- Она или ты, Анастасия?

- Мы, если тебе так будет понятнее.

Я встал и, не зная почему, отошел от сидящей на поваленном дереве Анастасии шага на два. Смешанность чувств и мыслей вызывала все большую неопределенность в отношении к ней.

- Ну вот опять ты не понимаешь, как я это делаю, пугаешься, а догадаться просто - с помощью воображения и точного анализа возможных ситуаций. А ты опять обо мне подумал...

Она замолчала, наклонив голову над своими коленями. И я стоял молча. Думал: Да что же она все говорит и говорит