Ричард Бах

Единственная

цивилизации, которая когда-то процветала здесь?

— Вы тоже помните об этом! — вскрикнула та, кто была нашим другим «я». — Но разве это плохо, если цивилизация, которая разрушила всё на этой планете от морского дна до стратосферы... разве это так ужасно, если такая цивилизация исчезает? Разве это плохо, когда планета излечивает себя?

Впервые я почувствовал себя неуверенно в этих местах, воображая себе, какими, должно быть, были последние дни этой цивилизации, когда везде кружилась и убивала смерть.

— А разве хорошо, если погибает что-то живое? — спросил я.

— Не погибает, — ответила она через мгновение, — а видоизменяется. Здесь жили те ваши воплощения, которые избрали бывшеё тут общество.

Были также другие воплощения в других мирах, которые протестовали против него и делали всё от них зависящеё, чтобы изменить судьбу цивилизации в лучшую сторону. В одних вселенных вы победили, в других потерпели поражение, но везде чему-то научились.

— Но планета ожила, — сказала Лесли, — посмотрите на неё! Реки, деревья, цветы... она прекрасна!

— Планета ожила, но люди — нет. — Сказала Машара, глядя вдаль.

В словах этой женщины совсем не чувствовалось личной заинтересованности. Они были резкими, но не осуждающими. Она просто говорила правду о том, что здесь произошло.

Зверек поднялся на ножки и неторопливым лёгким шагом вышел наружу.

— Эволюция дала в распоряжение цивилизации эту планету. Через сотни тысяч лет люди восстали против эволюции, стали разрушать, а не созидать, паразитировать, а не исцелять.

Поэтому, эволюция взяла обратно свой дар и положила конец цивилизации, спасая планету от разума и передавая её на попечение любви.

— Это... — сказала Лесли, — это твоя работа, Машара? Спасать планеты? Она кивнула.

— Спасать эту планету. Для неё я — это терпение и защита, сострадание и понимание. Я воплощаю в себе все высшие идеалы, которые люди древности находили в себе.

Здесь процветала когда-то прекрасная, во многих отношениях, культура и великолепное общество, но они, в конце концов, пали жертвой собственной жадности и недальновидности.

Люди превратили леса в пустыни. Искромсали тело планеты шахтами, завалили её отходами, отравили воздух и океан, засорили почву радиацией и ядами.

У них были миллионы миллионов шансов для того, чтоб измениться, но они не сделали этого. Из земли они выкапывали изобилие для немногих, тяжкий труд для остальных и могилы для своих детей.

В конце концов, дети не согласились с этим, но когда это случилось, было уже слишком поздно.

— Как могла целая цивилизация быть такой слепой? — спросил я. — И то, что ты сейчас делаешь... Ты знаешь ответ? Она повернулась ко мне. Это была непобедимая любовь.

— Я не знаю ответа, Ричард, — сказала она. — Я — это и есть ответ.

Некоторое время мы молчали. Край солнечного диска коснулся горизонта, но до наступления темноты было ещё далеко.

— А что случилось с остальными? — спросила Лесли.

— В последние годы, когда они поняли, что уже слишком поздно что-либо менять, они создали в своих лабораториях нас, — суперкомпьютеры на сверхпроводниках. Они научили нас восстанавливать планету и выпустили нас из лабораторий, чтобы мы работали на воздухе, которым они больше не могли дышать.

Последним их действием, за которое планета простила им все их грехи, было предоставление в наше распоряжение их герметических лабораторий, чтобы спасти в них тех диких животных, которые ещё не исчезли.

Люди называли нас работниками по восстановлению планеты. Они попрощались с нами, благословили нас и ушли все вместе в те ядовитые места, где когда-то были леса. — Она опустила глаза. — И теперь их больше нет.

Мы вслушивались в эхо её слов и думали о том, какое одиночество и отчаяние выпало, должно быть, на долю этой женщины.

Она говорила обо всём этом с такой потрясающей легкостью.

— Машара, — спросил я, — они создали тебя? Ты — компьютер? Прекрасное лицо повернулось ко мне.

— Меня можно описать, как компьютер, — ответила она. — Но ведь и тебя тоже можно так представить.

Когда я спрашивал у неё, я почувствовал, что тот великолепный образ, который у меня уже успел сложиться, был частично разрушен.

— Ты... — сказал я. — Машара, ты живая?