Неизвестен

Maledictum

въевшаяся копоть несмываема с миллиардов грубых душ. Они пахнут жертвенным дымом, курятся серой.

Возлюбленные чада божии тысячи лет более чем упрямо идут по стопам Иуды.

Для них пример повесившегося запечатлён в веках, и топот марширующих ног заглушает призывы распятого на кресте раба.

И ныне зыбкие тропы теряются, упираясь в границы, за которыми грядой возвышаются острые клыки тёмных законов.

Человечество в смятении.

В дерзновенных вспышках своеволия оно ведёт войну с богом. Оно отторгает все заветы, и спешно заключает взаимоисключающие пакты.

Сумеречные божки так называемого технического прогресса не защитят человечество.

Поиски им «нового» бога, создание многочисленных религий, говорит лишь о том, что человечество окончательно сбилось с пути к вратам рая.

Растерянность отравляет умы и выедает глаза, видящие только непроницаемый частокол безнадёжности.

Ускользнувшее от клюки доброго пастыря стадо разбредается в разные стороны, и неспособно уже собраться по зову архангельской трубы.

Здесь и везде,

отныне и навсегда,

падшее человечество, слепое человечество,

- законная наша добыча.

MALEDICTUM LIBER PRIMUS

XI

Мы слышим стенания и проклятия, они сливаются в многоголосый гул, перерастают в рёв.

После величественной фуги Преисподней теперь они ласкают наш слух своей страстью.

Мы видим потные, согбенные спины и раболепно выставленные в небеса ягодицы, исполосованные бичами хребты народа кирки и мотыги.

Их мозолистые руки строили град на семи холмах, их руки поднаторели в строительстве каменных мешков по заказу испанских фра, их скрюченные пальцы вырывали пищу из глоток себе подобных, а их языки не знали усталости.

Своими деяниями они открыли нам путь, отдавая предпочтение нашей удаче, уступая под натиском нашей фурии. Они проложили сквозь топи гать и выстелили её ковровой дорожкой. Всё было готово к тому, чтобы мы вошли, даже не выпачкав своих ног.

Они не рады – они ввели в свой дом Ад. Они встречают нас потоками грязи, льющейся из их ртов и неумелыми попытками нас остановить.

Но слишком поздно, теперь, когда разверзлась Преисподняя.

Смотрите, небеса густеют, верхние и нижние их уровни забиты до предела желавшими попасть туда и уплатившими назначенную цену, светопрестольные казематы наполнены богоизбранными узниками, отныне они заточены навечно.

Небеса трещат по швам под собственной тяжестью, от ощущения собственной значимости, полыхают огнями и молниями, рвутся от давящих изнутри противоречий. Прорехи щедро ссыпают белую и приторную, дурманящую манну. Это кость, брошенная собакам, аванс за послушание.

С земли обречённой тянутся руки, украшенные стигматами, голодные жадные рты застыли в оскале, глаза узрели, как белый цвет темнеет в атмосфере, сочится кровью, орошает их слезами. Теперь они знают, что скоро выпадет обильный урожай пепла небес. Обманутые, они вопят, обиженные, они стонут.

И молят о разрождении небес спасителем.

Да не отвергнут нас!

Мы принесли бесценный дар – спасение от бога и самого человечества. Их крик: «Hostis Humani generis» относится к нам.

О нет, мы метим гораздо выше, и всей полноты нашей ненависти достоин один только бог. Как презираем мы человечество за порок, лицемерие и рабскую сущность, так более всего ненавидим мы небеса за святость в олицетворенной пассивности.

Сметя человечество, мы уберём со своего пути тот хлам, что лежит меж нами и сердцем бога.

Именно потому человеческое царство подлежит сокрушению, подлежат свержению надменные олигархи, и подлежат втаптыванию в грязь целые народы.

Упадок, запустение, прах сопутствуют нам в этом.

Мир будет плацдармом для вторжения на небеса и источником ресурсов для достижения победы. Сие место станет явным доказательством полного воплощения в реальность политики бескомпромиссных завоеваний и утверждения основ нашей морали – прямолинейной, жёсткой и не признающей уступок и отклонений.

Урхитофель уже обагрил свой меч святой кровью и выпростал его вновь.

В базиликах гады свили свои гнёзда и восполняют запас яда, черпая его из клоак. Народы припадают к болотной жиже и ненасытно пьют из своих ран чёрные воды Стикса. Их жажда неутолима, в их сосудах дурная, малярийная кровь.

MALEDICTUM LIBER PRIMUS

Они терзают себя напрасными надеждами, что вслед за ночью вновь придёт день. Они не знают – ночь может быть слишком долгой, чтобы дожить до рассвета.

Они не увидят воспетый ими конец ночи.

Их стоны и вопли услаждают наш слух своей страстью.

Им ничего не изменить.

Да не сорвутся с их