Лобсанг Рампа

Шафранная Мантия

и остановились посреди скопления скал, которые образовали в одном месте подобие блюдца. Мы спешились, привязали и накормили лошадей. Едва мы успели приготовить и съесть тсампу, как на нас, словно темный занавес, опустилась ночь. Я завернулся в одеяло и стал всматриваться в пространство между скалами. В стороне Чакпори и Поталы мерцало множество огоньков. Очень ярко сияла луна, и Счастливую Реку впору было переименовать в Серебряную — она сверкала, словно полоска чистейшего серебра. Ночь была спокойной: ни малейшего ветерка, ни одного движения, даже ночные птицы не подавали голоса. Вверху мириадами оттенков мигали яркие звезды. Через мгновение я уснул.

Я проспал целую ночь. Никто не будил меня ни на службу, ни куда-либо еще. Но утром, когда я проснулся, у меня было ощущение, будто по мне прошлась сотня яков. Все кости ныли, и мне никак не удавалось удобно усесться. Я вспомнил своего вредного коня и подумал, что он, должно быть, чувствует себя так же, хотя я при этом и догадывался, что это скорее всего не так.

Вскоре в нашем маленьком лагере началась суета, дежурные монахи принялись за приготовление тсампы. Я решил прогуляться перед завтраком и пошел по тропе, разглядывая долину Лхасы. Затем мое внимание опять привлекла хижина, располагавшаяся в четверти мили вверху. Выглядела она довольно странно и напоминала одно из птичьих гнезд, плотно прикрепленных к стенам домов, от которых так и ждешь, что они свалятся на голову. Сколько я ни приглядывался, я не мог разглядеть никакой тропинки, ведущей к этой хижине. Я вернулся и стал есть тсампу, прислушиваясь к разговорам моих спутников. Как только мы закончили еду, Наставник сказал:

— Пора двигаться, Лобсанг. Лошади и трое монахов останутся здесь. Мы возьмем с собой слугу и пойдем вверх.

Моя душа ушла в пятки. Я сомневался, удастся ли мне пройти весь этот путь пешком по склону горы. Я был уверен, что если уж кони не могут преодолеть этот путь, то я и подавно. Слуга отвязал веревку от одной из лошадей и обмотался ею. Мне вручили сумку, хотя я не знал, что было в ней. Наставник и монах тоже взяли по сумке. Трое слуг, оставшихся внизу, выглядели очень счастливыми. Они радовались, что на некоторое время останутся без надзора. Им ничего не нужно было делать, следовало лишь присматривать за лошадьми.

Мы двинулись в путь, пробираясь между камнями и отыскивая места, куда можно уверенно поставить ногу. Дорога становилась все хуже. Монах, вооруженный веревкой и двумя привязанными к ней камнями, возглавил нашу группу. Резким движением он бросал веревку перед собой, она обматывалась вокруг камней и зацеплялась за них. Затем монах дергал ее, проверяя, насколько надежно она закреплена. После этого он забирался по веревке вверх и, достигнув конца, еще надежней укреплял ее. Затем по ней поднимались мы с Наставником. Хотя это было довольно опасно, мы проделывали так снова и снова.

Наконец, после одной из особенно трудных попыток мы достигли каменной платформы. Она была шириной тридцать футов и образовалась, по-видимому, в результате обвала много лет назад. Я поблагодарил Бога за то, что вскарабкался на край этой платформы, а затем с трудом заставил себя встать, поднявшись сначала на колени, и только потом в полный рост. Встав, я сразу посмотрел направо, где всего в нескольких футах находилась хижина. Некоторое время мы стояли, тяжело дыша, стараясь прийти в себя после трудного пути.

Я был очарован открывшимся видом. Я мог видеть буквально все — и Золотую Крышу Поталы, и внутренний двор Чакпори. Насколько я понял, там ожидали прибытия очередного груза трав, потому что монахи носились повсюду, а весь монастырь был похож на растревоженный улей. Движение сквозь Западные Ворота было намного интенсивнее, чем обычно. Мне стало жаль, что все это происходит без меня, и я вздохнул, когда вспомнил, что мне пришлось карабкаться на какие-то глупые горы для того, чтобы встретиться с людьми, живущими в уединении. И кому может прийти в голову отгораживать себя от мира в такой хижине?

Тут мне пришлось отвлечься от своих мыслей, потому что со стороны хижины приближались три человека. Один из них был очень стар, и его поддерживали двое молодых. Они подошли к нам, и тогда мы, захватив с собой багаж, вместе направились в хижину.

Глава 15 Благословение отшельника

Старик был совершенно слеп. Я с удивлением смотрел в его глаза и чувствовал, что в них есть что-то необычное. Некоторое время я не мог понять, что делало их такими странными. Позже я узнал, как он ослеп. В Тибете отшельники часто замуровывались в кельи и долго