Говард Ф.Лавкрафт

Единственный наследник

ушел, я обрушил

на беднягу град вопросов. Гэмвелл пристально посмотрел на меня, и под этим

взглядом мне стало жутко я почувствовал себя так, как будто в моей внешности

после менее чем трехнедельного пребывания в доме Шарьера произошли некие

зловещие изменения, которые, однако, ничуть не удивляли моего несчастного

друга.

Итак, с первых же слов я перевел беседу на интересовавший меня предмет.

Начав с банальной фразы о необычности дома Шарьера, я стал подробно

расспрашивать своего приятеля о покойном докторе, упирая на то, что Гэмвеллу

доводилось встречаться с ним лично.

- Но то было Бог знает когда, отвечал Гэмвелл. Погоди, дай подумать.

Вот уже три года как он умер. Ну да мы встречались где-то в 1907 году.

- Что?! изумился я. В 1907 году? За двадцать лет до его смерти?

- Да, за двадцать лет до его смерти, отозвался Гэмвелл. А что тут

удивительного, собственно говоря?

- Ну хорошо, сдался я, решив не терять времени на этой путанице с

датами. Расскажи лучше, как он выглядел хотя бы примерно...

Тут я вынужден был констатировать, что преклонный возраст и неизлечимая

болезнь основательно подточили не только здоровье Гэмвелла, но и его некогда

ясный ум.

- Возьми тритона, увеличь его в размерах, научи ходить на задних лапах

и одень в элегантный костюм вот тебе и Жан-Франсуа Шарьер собственной

персоной, раздраженно ответил мой приятель. Да еще сделай ему для полного

сходства дубленую шкуру.

- Дубленую шкуру? озадаченно переспросил я.

- О Господи, ну конечно, подтвердил Гэмвелл, раздражаясь еще больше.

Кожа у него была шершавой, даже какой-то ороговевшей. Странный тип.

Холодный, как рыба. Он как будто жил в другом мире.

- А сколько ему было лет? продолжал расспрашивать я. Восемьдесят?

- Восемьдесят? задумался мой собеседник. Погоди я впервые увидел его,

когда мне только двадцать стукнуло, и тогда ему на вид где-то и было около

того. А в следующий раз я встретил его два десятка лет назад, и не поверишь

ли? он ни капли не изменился! Вот так, дружище Этвуд. Он выглядел на

восемьдесят в первый раз. Может быть, в то время он показался мне таким

старым, потому что сам я был очень молод не спорю. Но и в 1907 году он тоже

выглядел на восемьдесят. И умер спустя двадцать лет.

- То есть тогда ему было сто.

- Вполне возможно. Почему бы и нет?

Я уходил от Гэмвелла, будучи страшно разочарованным. Опять мне не

удалось узнать ничего конкретного и определенного только смутные впечатления

и недомолвки о человеке, которого Гэмвелл непонятно почему недолюбливал, и

при этом, испытывая своеобразную ревность профессионала к многообещающим

чужим изысканиям, старался скрыть от меня причину своей неприязни.

Следующим этапом моих исследований явилось знакомство с соседями.

Большинство из них были сравнительно молоды и практически ничего не знали о

покойном хирурге, хотя нашлись и такие, кто сохранил более чем отчетливые

воспоминания о жившем рядом с ними мрачном затворнике, на голову которого

они не уставали посылать проклятия, ибо ползучие гады, которыми кишел его

дом несколько лет тому назад, вызывали у моих собеседников суеверный ужас

они подозревали, что эти омерзительные твари нужны были доктору для каких-то

дьявольских лабораторных экспериментов. Из опрошенных мною соседей одна лишь

миссис Хепзиба Коббет отличалась почтенным возрастом; маленький двухэтажный

домик, где она жила вместе со своей дочерью, стоял позади особняка Шарьера,

сразу же за стеной, огораживающей старый сад с могилой и колодцем. Она

приняла меня, сидя в инвалидной коляске, что, по правде сказать, сразу

настроило меня скептически вряд ли я мог ожидать от этой дряхлой старухи

каких-нибудь заслуживающих доверия сведений. Дочь старой миссис, стоявшая

позади коляски, искоса поглядывала на меня сквозь стекла пенсне, которое

неуклюже сидело на ее огромном крючковатом носу. Но уже в самом начале

беседы я понял, что был несправедлив к миссис Хепзибе Коббет, заподозрив ее

в слабоумии ибо едва я только произнес имя ее покойного соседа, как хозяйка

тут же встрепенулась и, по всей вероятности, сообразив, что в настоящее

время я живу в доме Шарьера, принялась излагать известные ей факты.

- Вы там долго не задержитесь, помяните мои слова. Нечистый это дом,