А. Лео Оппенхейм .

Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации.

изображаемого им человека. Я должен предупредить читателя, что почти каждая фраза этой книги лишь слегка затрагивает важные и, в конечном счете, неразрешимые проблемы; поэтому даже то, что в моем изложении может показаться сложным, на самом деле является неизбежным упрощением. Я предвижу, что мой подход к делу сочтут пессимистическим, нигилистическим или слишком дерзким, но сколь бы справедливой ни оказалась критика по отдельным вопросам, она не заставит меня отклониться от курса, который я прокладываю между Сциллой дешевого оптимизма и Харибдой пессимистического отступления перед трудностями, приводящего к отказу от всяких попыток что-либо понять. Другими словами, ни доступные радости узкой специализации, ни сходный с ними гедонистический уход в изучение какого-нибудь мелкого факта не должны препятствовать стремлению к синтезу в избранной области. Где только возможно, я разъясняю, что мы знаем точно, а что утверждаем предположительно, исходя из немногих достоверных фактов. Я удержался от принятия схемы однолинейного развития, которая с легкостью проводит через ""белые пятна"" доисторических периодов, но, но существу, опирается на немногие доступные сведения.

Книги, в которых встречаются такого рода построения, легко читать, но они мало что дают: обобщения необходимы лишь там, где мы располагаем сложным материалом, изобилующим фактами, а это характерно только для хорошо документированных исторических периодов.

Структура данной книги в известном смысле подчинена задаче, сформулированной в подзаголовке. Первая глава представляет собой фон, задний план портрета. Цель второй главы - с помощью широких, мазков создать впечатление воздушной перспективы. Третья дает линейную перспективу; последние три, если позволено будет продолжить метафору, - это фактура, объемность и световые блики моего портрета.

Чтобы как-то компенсировать неизбежную при такой подаче материала субъективность, я снабдил каждую главу более или менее обширными ссылками на литературу, цель которых - рекомендовать широкому читателю книги и статьи, посвященные рассматриваемым темам. При этом я отдавал предпочтение тем авторам, взгляды которых отличаются от моих. Кроме того, для ассириологов делаются ссылки на клинописные тексты, чтобы подкрепить некоторые мои утверждения.

Я весьма умеренно цитирую переводы древних текстов, как для подтверждения своих слов, так и в тех случаях, когда возникает соблазн дать источникам ""говорить самим за себя"". Пожалуй, нельзя не признать, что переводы текстов больше могут рассказать о самом переводчике, чем о том, что стремился передать автор. Не так уж трудно почти буквально перевести текст, написанный на мертвом языке, и с помощью старомодных и высокопарных выражений создать у непосвященного читателя впечатление безыскусственности и архаизма давно прошедшей эпохи. Тот, кто знает язык, пытается при чтении такого перевода сознательно или бессознательно восстановить оригинал. За исключением самых простых документов, невозможно перевести на современный язык аккадский текст достаточно близко к оригиналу, передав содержание, стиль и возникающие при чтении ассоциации. Несколько ближе к осуществлению законного желания заставить источники ""заговорить"" привело бы нас, пожалуй, составление антологии аккадских текстов, снабженных критическим аппаратом, в котором анализировалось бы литературное, стилистическое и эмоциональное окружение каждого отрывка.

Если же - возвращаясь к первому соображению - цитировать переводы источников для доказательства основных тезисов, то это во много раз увеличит объем книги и потребует обширного филологического комментария, что сделало бы невозможным достижение одной из моих задач - дать возможность неспециалистам познакомиться с культурой Месопотамии.

В книге примерно такого же объема, ставящей перед собой те же цели, но посвященной истории и культуре Европы, термины типа ""Возрождение"", ""схоластика"", ""война Роз"" или географические названия - такие, как Клюни, Оксфорд, Авиньон или Вена, - не потребовали бы дополнительных разъяснений, так же как имена Лютера, Августина, Наполеона или Альфреда Великого, ибо можно с уверенностью ожидать, что они сразу же вызовут у читателя определенные ассоциации. Когда же читатель этой книги встретится с такими терминами, как ""III династия Ура"", ""Саргониды"", ""халдейские цари"", или увидит названия