Максим Жуковец

Ясный День

детёнышей.

Малыши, родившиеся несколько недель назад, покрыты густым и нежным мехом — они ещё не обросли слоем жира, позволяющим не замерзать в холодных водах океана, поэтому, они не могут уплыть от людей.

Людям же нужен вышеупомянутый мех — для того, чтобы изготовить из него брелки для ключей, сделать тапочки, и так далее. Мех морских львов ценится на рынке. И двуногие на моих глазах убивают малышей, ради этой цены.

Вот один детёныш морского льва пытается уползти от бегущего за ним охотника.

Я вижу чёрные, невинные глазки малыша и, о нет — я вижу, вижу и чувствую гораздо большее — страдания, неимоверные страдания страха и отчаяния, которые испытывает маленькое сердце.

Да, у него, у животного, тоже есть сердце, и его страдания ничуть не меньшие, чем те, что возникают у человека, оказавшегося в подобной ситуации.

Охотник без труда настигает маленького львёнка и резко и жестоко бьёт его тяжелой палкой по голове. Но промахивается, и удар соскальзывает, не убивая, а лишь калеча.

Я вижу окровавленную мордочку, я слышу крик, просящий о пощаде, крик огромного горя — малыш ещё живёт, он ещё мучается.

Человек бьёт его ещё раз, затем — третьим ударом, он добивает бьющееся в смертельной агонии маленькое, ни в чём не повинное, существо…

Боже, а вон — другое убийство, а там — третье… Не выдерживая, я пытаюсь моргнуть, и сразу же появляется следующая картина.

Четыре фигуры движутся по ночному, занесенному снегом, парку города. Это студенты. Они идут с праздника новоселья. Они пьяны, и кричат, и радуются, и громко смеются. Им весело и они не думают об опасности.

Но я ясно чувствую, что их ждёт опасная встреча. И я не ошибаюсь. За студентами на тёмной аллее появляется человек десять таких же, как они, молодых парней, и очевидно, что эта десятка ищет жестоких приключений.

Один из последних садится на корточки, вылепливает руками твердый снежный шар, затем встаёт, прицеливается, и бросает в идущую впереди четвёрку. Он оказывается метким «стрелком» — его снежок смешно разлетается на голове одного из студентов.

Смех прекращается. Он переходит в удивление, а затем, когда, обернувшись, студенты видят десять здоровых фигур невдалеке, удивление перерастает в страх. Но, силой воли ребята борются со своим страхом.

Они не могут оставить эту выходку просто так. Они должны поквитаться. И они, стоя, ждут идущих к ним. И идущие забияки тоже боятся, но всё же, идут — им, тем более, нельзя отступать, ведь, их больше.

Казалось бы — обычная ситуация, назревает обычная драка, каких много на свете. Казалось бы — ребята просто развлекаются, просто тешатся — ну, чего не бывает по молодости? Но так казалось раньше.

Теперь же, со мной происходят невероятные вещи… Чувствую, что люблю людей, которых вижу. Несмотря на то, что вижу их впервые.

Люблю, люблю очень сильно — как родных, и ничего не могу с этим поделать… Господи, да что же это происходит со мной!…

Наполненный любовью, я смотрю, как мои любимые люди бьют друг друга. Вижу, как черствеют в судорогах тьмы сердца моих любимых, и эти раны кажутся более страшными, чем физические побои, которые дерущиеся наносят друг другу…

Один студент лежит на земле, другой убежал. Двух остальных, оказавших упорное сопротивление, особенно яростно добивают их родные братья.

Я вижу, как одного человека бьют по лицу — в нос, в челюсть, не замечая, что лицо давно уже превратилось в кровавую массу. Второго избивают ногами.

Но они — эти двое, которых бьют — в том то и весь ужас — они не безразличны мне. Чувство такое, что у меня на глазах избивают моих детей или родителей.

Сердце чётко ощущает жестокие страдания, испытываемые моими любимыми… Что это со мной? Неужели я плачу? Моргаю…

Моргаю, и новые страшные картины человеческой глупости бегут перед глазами. Картины ещё более ужасные, чем прежде. Сейчас я вижу жестокие войны, множество убийств, великую громаду страданий.

Чёрное страдание мрачной лентой эпизодов проносится в сознании. Каждый эпизод бесчеловечен, и сменяется ещё более бесчеловечным, звериным.

Они, словно расставлены по ступеням лестницы, невыносимой для сердца. Последняя из ступеней, которую я смог выдержать лишь наполовину — описывать ли её?…