Ричард Бах

Мост через вечность (Часть 1)

Лесли Парриш под маской моего делового партнера, моего лучшего друга.

Только этот обрывок изумления и всплыл на поверхность сознания и тут же был бесследно смыт её образом в солнечном свете.

Свет и прикосновение, мягкие тени и шёпот, и это утро, переходящее в день, переходящее в вечер, и вновь найденный путь навстречу друг другу после целой жизни, прожитой порознь. Овсянка на ужин. И, наконец, мы снова были в состоянии разговаривать словами.

Сколько слов и сколько времени надо, чтобы сказать: Кто ты? Сколько времени, чтобы сказать Почему? Больше, чем было у нас до трёх часов ночи, до нового восхода. Декорации времени исчезли.

Светло было за стенами её дома или нет, дождь ли шёл, или было сухо, часы показывают десять, а мы не знаем утра или вечера, в какой день какой недели это могло происходить.

Для нас было утро, когда мы просыпались и видели звезды над безмолвной темнотой города; в полночные часы мы держали друг друга в объятиях, и нам снились часы пик в разгар дня в Лос-Анжелесе.

Родство душ невозможно, — это я усвоил за годы, с тех пор, как повернул Флайта в сторону делания денег и построил свою империю за высокой стеной. Невозможно для людей, бегущих одновременно в десятке различных направлений с десятком различных скоростей, для прожигателей жизни.

Неужели я ошибался?

Однажды около полуночи, хотя для нас это было утро, я вернулся в её спальню, держа в одной руке поднос с нарезанными яблоками, сыром и крекерами.

— О! — сказала она, садясь в постели, мигая сонными глазами и приглаживая волосы, так что они лишь слегка спутанными прядями падали на её голые плечи. — Ах, ты мой хороший! Заботливый — фантастика!

— Я мог бы быть ещё заботливее, но у тебя на кухне нет ни пахты, ни картошки, чтобы приготовить картофельную запеканку.

— Картофельная запеканка! — изумилась она. — Когда я была маленькой, моя мама готовила такую запеканку. Я думала, что, кроме меня, никто в мире этого уже не помнит. А ты умеешь её готовить?

— Рецепт надежно хранится в этом выдающемся уме, по наследству от бабушки Бах. Ты единственная, от кого я услышал это слово за последние пятнадцать лет! Нам надо бы составить список всего того, что у нас…

Я взбил несколько подушек и устроился так, чтобы хорошо её видеть. Боже, думал я, как же я люблю эту её красоту!

Она заметила, как я смотрю на её тело, и на какой-то момент села в постели выпрямившись и наблюдая, как у меня перехватило дыхание. Потом она натянула простыню до подбородка.

— Ты ответил бы на моё объявление? — спросила она неожиданно робко.

— Да. А какое?

— В разделе «требуется». — Она положила прозрачный ломтик сыра на половинку крекера. — Ты знаешь, что в нём говорится?

— Расскажи мне. — Мой собственный крекер трещал под весом ломтя сыра, но я счёл его достаточно прочным.

«Требуется: стопроцентный мужчина. Должен быть умным, обладать творческими способностями и чувством юмора, должен быть способным на глубокое чувство и радость. Хочу разделять с ним музыку, природу, мирную, спокойную, радостную жизнь.

Не должен курить, пить, употреблять наркотики. Должен любить знания и постоянно расширять свой кругозор. Красивый, высокий, стройный с крепкими руками, чуткий, нежный, любящий. Страстный и сексуальный, насколько возможно».

— Вот так объявление! Да! Я отвечаю!

— Я еще не закончила, — сказала она.

«Должен быть эмоционально уравновешенным, честным и порядочным, а также положительной конструктивной личностью; высокодуховной натурой, но не принадлежать к какой-либо организованной религии. Должен любить кошек».

— Да это же я, точь-в-точь! Я даже люблю твоего кота, хотя и подозреваю, что не пользуюсь его взаимностью.

— Дай ему время, — сказала она, — Какое-то время он будет немного ревновать.

— А, вот ты и проговорилась.

— В чём? — спросила она, позволив упасть простыне, наклонившись вперед и поправляя подушки.

Результатом этого простого действия, этого её наклона, было то, что меня словно швырнули изо льда в огонь. Пока она была неподвижна, я мог устоять перед её притягательностью. Стоило ей шевельнуться, и свету её мягких округлостей и изгибов измениться, всё слова у меня в голове смешивались в счастливую беспорядочную кучу.

— Хм..? — сказал я, глядя на неё.

— Ты животное, — сказала она. — Так в чём я проговорилась?