Ричард Бах

Иллюзии

знания и понимание реальности, мой друг Дональд Шимода упал на ручку зажигания и умер.

В моей голове будто с грохотом что-то взорвалось, мир покачнулся, я соскользнул с крыла и упал в траву, залитую кровью. «Справочник Мессии» вывалился из кармана и раскрылся, ветер заиграл его страницами.

Я поднял его, не глядя. «Неужели этим всё и кончается?! — думал я. — И всё, что говорит Мастер, лишь красивые слова, которые не могут спасти его, когда на фермерском поле на него бросается какой-то жалкий бешеный пёс».

Мне пришлось прочитать трижды, прежде чем я смог поверить, что на этой странице было напечатано:

«Всё в этой книге может оказаться ошибкой».

Эпилог

Когда пришла осень, я был уже на юге, улетел туда с теплыми ветрами. Подходящих полей там мало, но толпы с каждым днём становились всё больше. Желающих прокатиться на биплане и раньше хватало, а в эти дни люди всё чаще оставались поговорить со мной, посидеть у костра.

Время от времени, кто-нибудь, кто не был так уж сильно болен, вдруг заявлял, что от нашего разговора ему становилось лучше, и на следующий день люди начинали странно на меня посматривать и из любопытства придвигались поближе. Не раз я улетал на рассвете.

Никаких чудес не случалось, хотя мой «Флит» стал летать лучше, чем прежде, и расходовать меньше бензина. Масло больше не подтекало, а мошкара уже не разбивалась о пропеллер и лобовое стекло. Несомненно, это от того, что похолодало, или эти крошки поумнели и заранее улетали с моей дороги.

Однако, одна река времени для меня остановилась в тот летний полдень, когда застрелили Шимоду.

Подобного конца этой истории я не понимал и не мог в него поверить; это засело у меня в голове, и я тысячу раз пережил всё заново, надеясь, что исход может каким-то образом измениться. Но он не менялся. Чему я должен был научиться в тот день?

Однажды поздно вечером, в конце октября, когда я, испугавшись толпы, улетел из какого-то городка в штате Миссисипи, мне на глаза попалась крошечная пустая площадка, которой едва хватило, чтобы посадить «Флит»...

Ещё раз перед тем, как заснуть, я принялся заново вспоминать ту последнюю секунду нашей встречи — почему он умер? Для этого не было причин. Если то, что он говорил, правда...

Теперь уж не с кем было поговорить, как бывало прежде, не у кого учиться, не на кого напасть и завязать словесную дуэль, не об кого оттачивать мой новый светлый ум.

Самому с собой? Можно, но с Шимодой это было в два раза интересней, он учил меня, постоянно выбивая из равновесия приёмами духовного каратэ. Думая об этом, я уснул и увидел сон.

Он стоял на коленях, спиной ко мне, зашивая дыру в боку «Трэвэл Эйр», там, куда пришёлся заряд дроби. На зеленой траве у его колена лежал рулон специальной авиаткани марки «А», стояла банка с авиалаком.

Я знал, что сплю, но я также знал, что всё это происходит на самом деле.

— Дон!

Он медленно встал и повернулся ко мне, улыбнувшись при виде моего лица, на котором смешались печаль и радость.

— Здорово, приятель, — сказал он.

Слезы застилали мне глаза. Смерти нет, смерти вообще нет, и передо мной стоял мой друг.

— Дональд!.. Ты жив! Чем ты тут занимаешься? — Я подбежал и обнял его, он был настоящим. Я чувствовал под пальцами кожу его летной куртки, слышал, как от моих объятий трещат его кости.

— Здорово, — повторил он. — Надеюсь, ты не возражаешь, если я залатаю эту дырку.

Я был так рад его видеть, что ничего невозможного для меня просто не было.

— При помощи заплатки и лака? — удивился я. — Ты собираешься пришить заплатку?.. Надо делать иначе, ты должен увидеть это место совершенно целым, представить, что всё уже сделано...

Говоря это, я заслонил ладонью кровавую дыру с рваными краями, а когда убрал руку — дыра исчезла. Перед нами стоял самолет, сверкавший на солнце, как зеркало, без единого шва на ткани фюзеляжа.

— Так вот, как ты это делаешь! — сказал он, в его темных глазах светилась гордость от того, что его не слишком уж блестящий ученик, наконец-то, научился творить реальность силой воображения. Сам же я своим способностям не удивился; во сне именно так и надо было поступить.

У крыла его самолета горел костёр, над которым висела сковородка.