Всеслав Соло

Изида или Врата Святилища (Часть 1)

словно ожил, самостоятельно отслоился

от меня, и мы зависли неподалеку друг от друга...

Неожиданно, отрезанный черным бездоньем космоса, в котором

парил невесомо я, свет обратился в мириады красочно мерцающих

квадратиков, они ужимались и разрастались, суетливо кишели. И

вот...

Квадратики растворились. А на их месте возникло вселенское

видение: облокотившись на покатую поверхность массивного

деревянного стола, сидел в пристальном чтении человек, спиною

ко мне, под ним будто разрастался резными виноградными лозами

стул и зеркалился пол из небесно-голубого мрамора, а книга, на

страницах которой построчно пробегали его глаза -- едва уловимо

человек покачивал головою -- книга нежно светилась, искорки

висели над нею, перламутровыми переливами сиял переплет. И

все...

И вокруг светоносная пустота...

Смутно я начинал узнавать читающего. Какое-то время моя

догадка стояла рядом, но почему-то не решалась открыться.

Наконец...

'Корщиков!..' -- неудержимо взмыслил я.

-- Саша, -- позвал я учителя.

Человек медленно полуповернул ко мне свое лицо, несколько

озадаченных мгновений молчал, потом, так ничего и не ответив,

отвернулся, поднял правую руку и обратил ее раскрытую ладонь, с

раздвинутыми пальцами, в мою сторону, как бы останавливая тем

самым дальнейшие мои действия, словно упредил -- не мешать...

Корщиков опустил руку на стол, продолжал читать. Еще

некоторое время задумчиво стоялось на мраморном полу мне,

сознание прорывалось, убеждало все-таки обратиться к учителю.

Но...

Я не согласился на это. Я уплотнил свою волю и единым

желанием оттолкнулся от намагниченного чувствами воспоминаний

энергетического построения сущности Сашиного бытия, теперь

намагниченного моими чувствами воспоминаний, но и пропитанного,

как я незримо ощутил, чем-то неведомым еще мне, предстоящим,

подлежащим осознанию. Опять я вернулся поближе к физическому

плану Земли...

Земля будто заострилась вниманием ко мне. Я тоже склонился

к ней всем своим существом. Я не знаю, сколько я находился в

остановленном состоянии, созерцая планету. Множество чувств, и

все родны и доступны. Бесчисленное количество ощущений, словно

шевелящиеся щупальца, тянулись ко мне -- всосаться, впиться в

меня. Совсем другой показалась мне колыбель моего земного тела:

бессмысленное копошение, все мысли, если таковые случаются там,

на земле, в присосках чувств и ощущений, они бессильны, но

тянутся друг к другу, и только лишь догадка, что их обронили

сюда, оставляет за ними право одиночить на планете. Если

человек не хочет -- он уходит, приспосабливается или просто

лжет. Лгать и приспосабливаться я не стал. Я ушел.

Мое стремление во что бы то ни стало вернуться в земное

тело было всего лишь ублажено многочисленными поцелуями

ощутительно чувственных присосок -- этого крохотного

невежественного спрута земли. И я даже не знал сейчас, зачем...

зачем я все так же хочу вернуться? Ведь мне давно уже этого не

нужно, ведь я уже не смогу больше жить вне этих вседоступных

просторов Астрала!

Я находился в естественном изначалии, в естественном

по-ложении человека, ушедшего, некогда покинувшего социум и

живущего соками природы в лесу. У него были денежные сбережения

в банке, и он ими пользовался, расплачивался, платил за

всевозможные поцелуи присосок. но к чему ему теперь деньги, они

остались там, среди таких же, как он когда-то, они еще числятся

за ним, принадлежат ему, но зачем... зачем ему они: придет

время, и об этом человеке забудут, а деньги, некогда его

деньги, перейдут в распоряжение стихий. Так и мое тело, которым

я ежесекундно расплачивался на земле, тоже умрет для меня.

Огонь, вода, земля и воздух -- вот что останется от моего

земного тела. Итак, я уже не знал точно: действительно ли мне

было теперь так уж необходимо нужно вернуться на физический

план. Я забыл, для чего трачу столько невероятных сил на то,

чтобы всего лишь возвратиться в прошлое. Ведь что-либо ясно

понятное всегда означено минувшим. Но Юра!

Я позвал на помощь близкого друга, и он распахнуто

скользнул по моим стопам. Да, сейчас, если и есть какой-то

смысл в моих действиях по отношению к Земле, то это...

Нет. Не только так. Я забыл... о Наташе.

Я не любил ее, как если бы она была человеком, но я любил