Карлос Кастанеда

Дар орла (Часть 1)

что дон Эмилито просто докладывает о том, чему он

был свидетелем в своих путешествиях по бесконечности. Роль курьера

состояла в том, чтобы путешествовать впереди нагваля, подобно лазутчику

в военных операциях. Эмилито уходил за границы второго внимания и все,

чему он был свидетелем, он передавал остальным.

* * *

Моя вторая встреча с воинами дона Хуана прошла так же без

осложнений, как и первая.

Однажды дон Хуан сместил у меня уровень осознания и сказал мне,

что меня ждет вторая встреча.

Он велел мне ехать в г. Закатекас в Северной Мексике. Мы прибыли

туда очень рано утром. Дон Хуан сказал, что здесь у нас будет просто

остановка и что нам надо передохнуть до завтрашнего дня, когда нам

предстоит прибыть на мою вторую формальную встречу, чтобы познакомиться

с восточными женщинами и воином-ученым из его партии. Потом он объяснил

мне тонкий и запутанный момент выбора. Он сказал, что мы встретили юг и

курьера в середине второй половины дня, потому что он сделал

индивидуальную интерпретацию правила и выбрал этот час как отражающий

ночь. Юг в действительности был ночью - теплой, дружественной, уютной

ночью, и по правилам мы должны были идти на встречу с теми двумя южными

женщинами после полуночи, это оказалось бы для меня нежелательным,

потому что моя общая направленность была к свету, к оптимизму - тому

оптимизму, который гармонично сам собой перерабатывается в загадку

тьмы. Он сказал, что именно это мы и проделали в тот день: мы

наслаждались компанией друг друга и разговаривали, пока не стало

совершенно темно. Я еще удивлялся тогда, почему никто не зажег лампу.

Дон Хуан сказал, что восток, напротив, является утром, светом, и

восточных женщин мы будем встречать завтра в середине утра.

Перед завтраком мы пошли на площадь и сели на скамейку. Дон Хуан

сказал мне, что он оставит меня здесь подождать его, пока он сделает

еще кое-какие свои дела. Он ушел, а вскоре после его ухода подошла

женщина и села на другой конец скамейки. Я не обратил на нее никакого

внимания и стал читать газету. Через минуту еще одна женщина

присоединилась к первой. Я хотел пересесть на другую скамейку, но

вспомнил, что дон Хуан специально подчеркнул, чтобы я сидел здесь и

никуда не уходил. Я повернулся к женщинам спиной и уже позабыл даже об

их существовании, так тихо они сидели, когда с ними поздоровался

какой-то мужчина и остановился лицом ко мне. Из разговора я понял, что

- 104 -

женщины ждали его. Мужчина извинился за опоздание. Он явно хотел

сесть. Я отодвинулся, давая ему место. Он пышно меня поблагодарил и

извинился, что причинил мне беспокойство. Он сказал, что они, будучи

сельскими жителями, совершенно теряются в городе, и что однажды, когда

они ездили в город Мехико, они чуть не погибли из-за транспорта. Он

спросил меня, живу ли я в Эакатекасе. Я сказал 'нет' и уже хотел

оборвать всякий разговор, когда заметил в его улыбке какую-то хитринку.

Он был пожилым человеком, замечательно сохранившимся для своего

возраста. Он не был индейцем. Выглядел он благородным фермером из

какого-нибудь сельского местечка. На нем был костюм и соломенная шляпа.

Черты его лица были очень тонкими, кожа казалась почти прозрачной,

окаймленной тщательно подстриженной бородкой. Здоровье, казалось,

переполняло его, и в то же самое время он казался хрупким. Роста он

был среднего, но казался худощавым, почти тощим.

Он поднялся и представился, сказав, что его зовут Висенте Медрано

и что он приехал в город по делам только на один день. Затем он указал

на женщин и сказал, что это его сестры. Женщины встали и повернулись к

нам. Они были очень худенькими, а их лица темнее, чем у брата. Они были

также намного моложе его. Одна из них могла бы быть его дочерью.

Я заметил, что кожа у них не такая, как у него: у них она была

сухой. Обе женщины были очень хорошенькими. Как и у мужчины, у них были

тонкие черты лица, а глаза их были чистыми и спокойными. Рост обеих был

около 160 см. Одеты они были в прекрасно сшитые платья, но со своими

шалями, туфлями на низком каблуке и темными хлопчато-бумажными чулками

они выглядели зажиточными селянками. Старшей, казалось, было уже за 50,

а младшей - между 40 и 50.