Карлос Кастанеда

Разговоры с доном Хуаном

и ушел.

Я последовал всем его наставлениям, а затем положил ящерицу на землю.

Ящерица неподвижно стояла там, где я ее положил. Затем она посмотрела на

меня, побежала к камням на востоке и скрылась среди них.

Я сел на землю перед скалой, как если бы это было мое растение

дурмана. Глубокая печаль охватила меня. Я гадал о ящерице с зашитым ртом.

Я думал о ее странном путешествии и о том, как она взглянула на меня перед

тем, как убежать. Это была навязчивая мысль. По-своему, я тоже был

ящерицей, совершающей другое странное путешествие. Моя судьба могла, быть

может, только в том, чтобы видеть, в этот момент я чувствовал, что мне,

возможно, никогда никому не удастся рассказать о том, что я видел.

К тому времени стало темно. Я с трудом мог различать скалы перед

собой. Я думал о словах дона Хуана: "сумерки - это трещина между двумя

мирами".

После долгого колебания я начал следовать предписаниям. Паста, хотя и

выглядела, как овсяная каша, не была такой на ощупь. Она была скользкой и

холодной. Она имела специфический запах. Она давала коже ощущение холода и

быстро высыхала. Я потер свои виски 11 раз, не заметив никакого эффекта. Я

очень тщательно старался не пропустить никакого изменения в восприятии или

в настроении, потому что я даже не знал, чего ждать. К слову сказать, я не

мог разуметь сути этого опыта и продолжал искать отгадки. Паста высохла и

сковала мои виски. Я уже собирался нанести на них еще пасты, когда понял,

что сижу по-японски, на пятках. Я сидел, скрестив ноги, и не мог

припомнить, чтобы я менял положение. Потребовалось некоторое время, чтобы

сообразить, что я сижу на полу в своего рода келье с высокими арками. Я

думал, что это кирпичные арки, но осмотрев их, увидел, что это камень.

Этот переход был очень труден. Он пришел так внезапно, что я не готов

был уследить за ним. Мое восприятие элементов сиденья было рассеянным, как

если бы я спал. Однако, компоненты не изменились. Они оставались

постоянными, и я мог остановиться рядом с любым из них и, фактически,

обследовать его. Виденье не было столь ясным, какое дает пейот. Оно имело

мистический характер чрезвычайно приятного пастельного качества.

Я подумал, могу ли я встать или нет, и следующее, что я понял, так

это то, что я двигаюсь. Я был наверху лестницы и внизу ее была моя

подруга. Ее глаза лихорадочно блестели. В них был отблеск безумия. Она

громко смеялась с такой интенсивностью, что это пугало. Она стала

подниматься по лестнице. Я хотел убежать или укрыться, потому что она

побывала в мотоциклетной катастрофе недавно. Такова была мысль,

появившаяся в моем мозгу. Я укрылся за колонной, и она прошла мимо, не

заглянув. "сейчас она отправится в длинное путешествие", - подумал я. И,

наконец, последняя мысль, которую я запомнил, была: "она смеется каждый

раз, когда готовится надломиться".

Внезапно сцена стала очень ясной. Она более не была похожа на сон.

Это была как бы реальная сцена, на которую я смотрел через оконное

стекло... Я попытался тронуть колонну, но все, что я ощутил, так это, что

не могу двигаться. Однако, я знал, что могу стоять, сколько хочу, наблюдая

за сценой. Я был внутри этой сцены, но не был ее частью.

Я испытал наплыв рациональных мыслей и аргументов. Настолько,

насколько я мог судить, я был в трезвом уме и в трезвом восприятии

окружающего. Каждый элемент относился к моему обычному восприятию. И все

же я знал, что это не обычное состояние.

Сцена резко изменилась. Была ночь. Я находился в холле какого-то

здания. Темнота внутри здания дала мне понять, что предыдущая сцена была

залита ярким солнечным светом. Однако, это было так на своем месте, что

тогда я этого не заметил. Вновь заглянув в новое видение, я увидел

молодого человека, выходящего из комнаты и несущего большой рюкзак за

плечами. Я не знал, кто он такой, хотя раз или два видел его. Он прошел

мимо меня и стал опускаться по лестнице.

К тому времени я забыл свое предубеждение и свои рациональные

дилеммы. "Кто этот парень? - подумал я. - зачем я его вижу?"

Сцена вновь изменилась, и я увидел, как молодой человек выкладывает

книги. Он склеивал некоторые страницы вместе, удалял надписи и т.д...

Затем я увидел, как он аккуратно расставляет книги в шкафу. Там было много

полок и шкафов. Они были не в его комнате, но в хранилище. Другие картины

приходили мне в голову, но они не были ясны. Сцена стала туманной. Я

ощутил вращение.

Дон Хуан потряс меня за плечи, и я проснулся. Он помог мне встать, и

мы пошли к дому.